— Да конечно-же поживемъ, согласились двѣ другія женщины. — При мѣстѣ-ли или безъ мѣста! Здѣсь все-таки харчи и пятіалтынный въ день, а бродить по городу, такъ вѣдь проѣдаться надо. Вотъ заживемъ прописку и больничныя, тогда другое дѣло.
Порѣшивъ такимъ образомъ, землячки отправились въ избу укладываться спать. Аринѣ слѣдовало еще до спанья убраться съ посудой, ополоскать чашки, ложки и котелъ. Лишь только онѣ вошли въ избу, какъ Ардальонъ Сергѣевъ, лежавшій уже на койкѣ за перегородкой, заслыша ихъ шаги, крикнулъ Аринѣ:
— А ты что-жъ это, красавица толстопятая, посуду зря бросила! Или ужъ хозяинъ протурилъ съ мѣста, такъ хочешь сложа руки сидѣть? Протурилъ съ завтраго, а сегодня-то ты все-таки служишь, поденную плату получаешь, хозяйскіе харчи до отвалу ѣла.
— Уберу, уберу, хозяинъ, отвѣчала Арина. — Будь покоенъ.
— Ну, то-то. Барышню изъ себя не разыгрывай.
— Не безпокойся, хозяинъ. Я ей помогу и вдвоемъ живо все уберемъ, сказала Акулина.
— Уберемъ!.. Раньше слѣдовало убрать, а ужъ потомъ идти на огородъ языкъ чесать, продолжалъ Ардальонъ Сергѣевъ. — Вѣдь керосинъ-то въ лампѣ горитъ да ее ждетъ, пока она уберется. Керосинъ денегъ стоитъ. Зачѣмъ ему зря горѣть!
Арина и Акулина начали гремѣть посудой, прибирая ее, смели со стола крошки и вынесли ихъ за двери, припрятали оставшіеся объѣдки хлѣба. Когда кончили уборку, вся изба уже спала, не исключая и хозяина, всхрапывающаго за перегородкой. Только работникъ Спиридонъ сидѣлъ у стола, позѣвывая, и при свѣтѣ жестяной лампочки читалъ десятикопѣечные святцы московскаго издѣлія.
— Любопытная книжка, сказалъ онъ Акулинѣ и Аринѣ, когда онѣ покончили съ уборкой, и хлопнулъ рукой по книжкѣ. — Всѣ имена здѣсь обозначены, какъ есть всѣ. Также показано, на какой день тепло, на какой холодъ, когда дождь, снѣгъ или вѣтеръ. И какъ явственно. Вотъ на сегодня сказано, что утренникъ — утренникъ и былъ. Вамъ огонь гасить и спать укладываться, что-ли? — спросилъ онъ. — Постой, я въ мѣшокъ книжку уберу, потому зря валяться ей не слѣдъ, книжка правильная.
Онъ вынулъ изъ подъ давки свой мѣшокъ, сунулъ туда книжку и сталъ укладываться на полу около стола.
— Тушить, что-ли? спросилъ Спиридонъ.
— Туши, отвѣчала Акулина.
Лампа погасла и вся изба погрузилась, въ сонъ.
На утро, когда встали рабочіе, за стряпушество принялась уже одна изъ новоладожскихъ бабъ, назначенная Ардальономъ Сергѣевымъ въ стряпки съ вечера. Она и воду таскала, и дрова, принесла для печи, охапку кочерыжекъ притащила и начала громыхать желѣзной трубой, ставя самоваръ. Рабочіе принялись пить чай, но ужъ Арина и Акулина не присоединялись къ нимъ. Съ сегодня онѣ уже не состояли въ числѣ рабочихъ огорода, стало быть не могли пользоваться и хозяйскими харчами. У Акулины осталась еще въ котомкѣ горбушка черстваго хлѣба, купленнаго въ дорогѣ. Она подѣлилась имъ съ Ариной; въ двоемъ онѣ вышли изъ избы, подошли къ колодцу и здѣсь, около колодца, принялись ѣсть хлѣбъ, размачивая его въ водѣ и запивая водой, черпая ее изъ ведра ковшомъ, который захватили изъ кадки, стоявшей около крыльца избы.
— Какъ-бы хозяинъ не заругался за ковшъ-то, замѣтила Арина.
— Ну, вотъ… Не лютый звѣрь. Да и что ковшу сдѣлается?! отвѣчала Акулина.
Позавтракавъ, Арина и Акулина пошли просить у хозяина расчетъ и паспорты, дабы идти странствовать по Петербургу для поисковъ мѣстовъ. Рабочихъ уже не было въ избѣ. Они работали на огородѣ. Хозяинъ одинъ сидѣлъ за самоваромъ, курилъ трубку и приказывалъ стряпухѣ. Арина и Акулина, войдя въ избу, остановились у дверей и низко поклонились хозяину. Хозяинъ сдѣлалъ видъ, что не замѣчаетъ ихъ, и продолжалъ разговаривать со стряпухой. Акулина поклонилась еще разъ и проговорила:
— За паспортами, милостивецъ. Расчитай насъ, выдай паспорты и отпусти.
— Дѣвкѣ могу отдать паспортъ, а что до тебя, то про это старуха еще на двое сказала, отвѣчалъ. Ардальонъ Сергѣевъ. — Твой паспортъ въ участкѣ и можетъ статься уже прописанъ и на него больничная марка налѣплена. Коли ежели что, то я тебѣ паспорта не отдамъ, пока не заработаешь рубля съ двумя пятіалтынными.
— Да какъ-же это такъ, голубчикъ?…
— Очень просто. Чего-жь ты въ батрачки лѣзла!. Я паспортъ въ прописку отдалъ: Можетъ быть, мнѣ его теперь изъ участка и не выдадутъ. Погоди до десяти часовъ. Я схожу въ участокъ и справлюсь. Не прописанъ, такъ какой мнѣ расчетъ тебя держать?! Вашей голодной шкуры нонѣ въ Питерѣ необерешься. Изъ однихъ харчей будутъ работать.
— Господи Іисусе, какъ-же это такъ…
— Нечего было рядиться на мѣсто, коли ты такая сума переметная. Тебя по шеямъ не гнали. Я только бѣлоручку, маменькину дочку согналъ.
— Да не могу-же я, милый человѣкъ, дѣвушку оставить, ежели она мнѣ отъ родителей препоручена.
— Да отпущу я тебя, ежели не прописанный паспортъ изъ участка отдадутъ. Вчера вонъ Аришкинъ выручилъ.
— А ежели мой прописанъ?
— Фу, ты пропасть! Вотъ безпонятливая-то! А прописанъ, такъ отдавай мнѣ рубль съ тремя гривенниками за прописку и больничныя.
— Да откуда-же у меня такія деньги, коли изъ голоднаго мѣста мы пришли?
— Ну, заживай у меня эти деньги, вотъ тебѣ и весь сказъ. Эй, Арина! На, получай твой паспортъ и расчетъ… обратился хозяинъ къ Аринѣ и подалъ ей паспортъ и три мѣдныхъ пятака заработной платы.
Акулина совсѣмъ растерялась. Выйдя изъ избы, она въ ожиданія, пока хозяинъ сходитъ въ участокъ за паспортомъ и рѣшитъ ея участь, бродила по огороду, уныло опустя руки.
— Ежели хозяинъ меня не отпуститъ, то просись тогда у него изъ-за однихъ харчей при мнѣ остаться, говорила она Аринѣ. — Вѣдь онъ теперь поворотилъ отъ тебя оглобли, приставать не будетъ. Ну, куда ты одна по Питеру бродить пойдешь? Дѣвушка молодая, глупая, не смышленная, ничего ты не знаешь!..