— Знаю я. На этомъ благодаримъ покорно. Но, понимаешь ты, сегодня просто ноги подломились — вотъ до чего усталъ. Чего тебѣ приспичило! Успѣешь еще прошеніе-то подать. Времени еще много.
— Много! Много и нужно. Прошенія надо заранѣе передъ праздникомъ подавать. Пока прочтутъ, пока придутъ меня осматривать. Ты мнѣ, голубчикъ, два прошенія напиши, есть еще одно мѣсто, куда можно подать, а я тебѣ за это пятачекъ еще прибавлю.
— И два напишу, только не сегодня. Я вотъ летъ на койку — и подняться не могу, до того спину ломитъ. Да и пригрѣлся таково важно.
Старуха умолкла, умолкъ и басистый жилецъ. Въ мужской комнатѣ звякнула посуда и заговорили другіе голоса.
— Гдѣ денегъ-то взялъ, что водку пьешь? Вѣдь не было ни копѣйки.
— У извощика три гривенника выигралъ. Больше-бы выигралъ, такой козыристый попался, что страсть, да товарищи, другіе извощики отъ меня оттащили. Работы нѣтъ, такъ хоть билліардомъ брать; благо руку набилъ.
— Поднеси полстаканчика. Я тебя самъ завтра попотчую.
— Вишь ты какой! И всего-то только я себѣ на гривенникъ купилъ, чтобы на сонъ грядущій…
— Я тебѣ за полстаканчика завтра цѣлый пятачковый стаканчикъ… Ей-ей…
— Надуешь.
— Вотъ тѣ Христосъ!
— Ну, пей.
Акулина и Арина начали зѣвать. Сонъ такъ и клонилъ ихъ, Фіона, убравъ посуду, сидѣла уже на койкѣ и мазала себѣ какой-то мазью ноги.
— Прикурнуть-то ужъ можно намъ, умница? спросила ее Акулина.
— Идите въ корридоръ да и стелитесь. Теперь тревожить ногами не будутъ. Жильцы, кажись, ужъ всѣ собрались.
Акулина и Арина захватили котомки и отправились въ корридоръ. Корридоръ былъ узкій и, начавъ укладываться въ немъ къ стѣнкѣ, онѣ заняли почти всю ширину его. Заслыша, что онѣ копошатся въ корридорѣ, вошла хозяйка.
— У насъ, милая, такой порядокъ, что за ночлегъ впередъ беремъ. Давайте по пятачку, сказала она.
Акулина полѣзла въ карманъ за деньгами и отдала хозяйкѣ гривенникъ.
— Денегъ-то ужъ у насъ, Аришенька, очень немного осталось, шепнула Акулина Аринѣ по уходѣ хозяйки:- Вдругъ ежели мы завтра этого барина, который насъ нанималъ, не сыщемъ и безъ работы останемся, что тогда?
Арина ничего не отвѣчала. Она стояла на колѣняхъ на разостланной на полу душегрѣѣ, около котомки, долженствующей замѣнить ей подушку, и смотря изъ темнаго корридора въ просвѣтъ двери женской комнаты, крестилась на иконы, висѣвшія въ углу. Акулина все еще въ раздумьѣ, что онѣ завтра могутъ и не найти «барина», покрутила печально головой и тоже начала креститься и шептать молитву, глядя въ просвѣтъ двери.
Черезъ минуту онѣ улеглись. Въ женской комнатѣ брюзжала старуха на жилицъ товарокъ, въ мужской комнатѣ кто-то спорилъ, громко ругаясь, но Акулина и Арина тотчасъ-же заснули.
Акулинѣ снился радостный сонъ: видѣла какъ она кормила своего мальчика, маленькаго Спиридона, и онъ весело улыбался ей.
Мягкое что-то, но тяжелое наступило на руку Арины выше локтя. Она взвизгнула, проснулась и сѣла на полъ, бормоча: «О, Господи! Что это такое»! Хриплый мужской голосъ говорилъ:
— Вишь, гдѣ чертей анафемскихъ улечься угораздило! Въ проходномъ корридорѣ… Подвиньтесь къ сторонкѣ, окаянныя, что-ли…
Вслѣдъ за симъ Арина почувствовала ударъ босой ноги въ бокъ. Она пришла въ себя и увидѣла босаго мужчину съ всклокоченной головой и въ ситцевой рубахѣ безъ опояски. Онъ стоялъ надъ ней и теръ себѣ ладонью лобъ.
— Башкой черезъ васъ, проклятыхъ, о стѣну двинулся. Завтра, пожалуй, синякъ будетъ, пробормоталъ онъ, умѣряя тонъ, и прошелъ въ кухню.
Уже разсвѣло. Черезъ просвѣтъ двери изъ женской комнаты въ корридоръ падалъ сѣроватый утренній свѣтъ. Арина продолжала сидѣть на полу и гладила рукой то мѣсто, на которое ей сейчасъ наступили. Въ такомъ-же положеніи сидѣла и Акулина, тоже проснувшаяся, и почесывала грудь.
— Наступилъ на тебя кто-нибудь, дѣвушка? спрашивала она Арину.
— Мужчина наступилъ. Да какъ больно-то! Съ просонокъ-то просто не знала, на что и подумать. Не пора-ли вставать, Акулинушка? Вѣдь ужъ день бѣлый.
— Да конечно-же пора. А то какъ-бы на работу не опоздать. Гдѣ она эта самая Гороховая-то улица, куда насъ вчера баринъ нанялъ? Вѣдь ничего не знаемъ. Можетъ статься и далеко.
Акулина и Арина поднялись и сунулись въ женскую комнату. Тамъ еще всѣ спали. Съ коекъ торчали голыя ноги. Въ кухнѣ также было все тихо, но въ мужской комнатѣ кто-то кашлялъ и съ раскатомъ громко харкалъ. Акулина и Арина сѣли на табуретки и начали обуваться. Босой мужчина съ всклокоченной головой прошелъ по корридору обратно и исчезъ въ мужской комнатѣ. Тамъ послышался разговоръ, заскрипѣли доски чьей-то койки и кто-то громыхнулъ о полъ сапогами, очевидно надѣвая ихъ. Черезъ нѣсколько минутъ раздалась громкая зѣвота и въ кухнѣ. Кто-то тяжело ступалъ босыми ногами по полу. Акулина заглянула въ кухню. Хозяйка была уже вставши, вышла изъ-за ситцевой занавѣски, гдѣ спала, и накидывала на себя юбку.
— Который-то теперь часъ, милая? спросила ее Акулина.
— Да ужъ пятый. Уходите что-ли?
— Надо уходить. Мы на работу порядились. Гдѣ-бы тутъ, желанная, умыться водицей?
— Иди въ сѣни. Тамъ есть ушатъ и рукомойникъ.
Акулина и Арина, захвативъ полотенце, направились въ сѣни умываться. Было очень холодно въ сѣняхъ. Холодный свѣжій воздухъ и холодная вода освѣжили ихъ. Вернувшись опять въ комнаты, онѣ уже чуть не задыхались отъ спертаго воздуха, хотя ночью его и выносили.
— Сейчасъ я вамъ паспорты ваши отдамъ, сказала имъ хозяйка и подала паспорты. — Приходите ужо вечеромъ опять ночевать. Видите, какъ у насъ смирно, приглашала она.