На заработках - Страница 48

— Можетъ быть, Акулинушка, ситничка, хоть немножко поѣшь, такъ я сбѣгаю въ лавочку, принесу полфунтика, предлагала она Акулинѣ.

— Нѣтъ, нѣтъ… Вовсе на ѣду не тянетъ. Даже претитъ.

— Ахъ, ты болѣзная, болѣзная! покачала Арина головой.

— Испить дай, испить смерть хочу… просила Акулина. — Кисленькаго-бы чего нибудь.

— Кваску? Сбѣгать за кваскомъ въ лавочку?

— Сбѣгай, милушка, принеси въ ковшичкѣ на копѣечку. Да капустки-бы кисленькой тоже на копѣечку… Можетъ статься, отъ кисленькаго-то мнѣ и полегчаетъ.

Арина, захвативъ ковшикъ, побѣжала въ лавочку за квасомъ и за капустой. Когда она принесла и то и другое, Акулина съ жадностью выпила ковшъ квасу, a капусты взяла щепоть, пожевала и тотчасъ-же выплюнула.

— Нѣтъ, не могу я ѣсть. Словно вотъ что отвратило меня отъ ѣды, сказала она и опять повалилась какъ снопъ, щелкая зубами отъ лихорадочной дрожи.

Пришла къ Акулинѣ и Домна съ ребенкомъ на рукахъ.

— Переложу-ка я ребеночка-то изъ-подъ навѣса сюда въ сарай, a то тамъ съ одного прикащикъ шляется, сказала Домна, усаживаясь около Акулины, и принялась кормить ребенка грудью. — Эка ты бѣдная y насъ! прибавила она, съ сожалѣніемъ смотря на Акулину. — Крѣпко недужится?

— Страсть…

— Ты-бы ялапнаго корня взяла въ аптекѣ на три копѣечки… Ялапный корень ужасти какъ помогаетъ. Теперь въ обѣденную пору бабы живо въ аптеку сбѣгали-бы.

— Нѣ… не надо… Я и такъ отлежусь, отвѣчала Акулина.

Пришли въ сарай на отдыхъ и другія женщины и также окружили Акулину. Всѣ придумывали разныя средства, какъ-бы полечить Акулину. Кто совѣтовалъ хрѣну съ водкой къ головѣ привязать, кто лошадиной дугой животъ потереть, кто бодяги выпить. Акулина ото всего отказывалась.

Женщины улеглись на послѣобѣденный отдыхъ и заснули. Засыпая, онѣ слышали, какъ Акулина бредила. Бредила она своимъ маленькимъ Спиридошей, просила кого-то послать въ деревню два рубля.

— Не отвертѣться ей… Придется, кажется, свезти въ больницу, сказала Анфиса.

Арина вздрогнула, до того ей была ужасна эта мысль.

Въ послѣ-обѣденную пору Акулина перешла кой-какъ изъ сарая подъ навѣсъ на работу, но работать была не въ силахъ и легла тутъ-же на тряпки. Вошелъ прикащикъ.

— Разгасилась, заболѣла… сказали про нее ему женщины. — Даже головы не можетъ поднять.

Прикащикъ прищелкнулъ языкомъ.

— Слабосильная команда… пробормоталъ онъ. — Ну, этого мы не любимъ. Тащите ее въ больницу, коли такъ, a то еще умретъ, чего добраго, здѣсь на дворѣ.

— Милый, она отлежится. Позволь ей часикъ полежать. Она отлежится и примется за работу, a мы ужъ всѣ огуломъ за нее тебѣ наверстаемъ, обратилась къ нему Арина и вскинула на него умоляющій взоръ.

— Гдѣ отлежаться, коли даже вся лицомъ почернѣла! Да вотъ еще что… Эй, вы! Чей это y васъ тамъ въ сараѣ ребенокъ пищитъ?

— Мой, голубчикъ, мой… Прости… испуганно заговорила Домна.

— Какъ-же ты не сказала мнѣ утромъ, что ты съ ребенкомъ?

Домна виновато молчала.

— Ну, зналъ-бы, что ты съ ребенкомъ, такъ не взялъ-бы тебя на работу, продолжалъ прикащикъ.

— Да вѣдь онъ, голубчикъ, не мѣшаетъ мнѣ на работѣ-то, пробормотала Домна.

— Разсказывай еще! Шесть разъ въ день грудью покормишь — вотъ ужъ полтора часа изъ рабочаго дня съ костей долой… Скажите на милость, приходятъ съ ребятами и прячутъ ихъ!..

Прикащикъ потоптался еще нѣсколько времени подъ навѣсомъ и удалился.

XL

Акулина такъ и не могла уже работать послѣ полудня. Вплоть до окончанія работъ на тряпичномъ дворѣ пролежала она на тряпкахъ подъ навѣсомъ въ бреду. При расчетѣ прикащикъ расчиталъ ее за полъ-дня, то есть далъ ей всего гривенникъ. Такъ какъ женщины порѣшили уже ночевать на этотъ разъ на постояломъ дворѣ, то на постоялый дворъ повели Акулину подъ руки. Она была до того слаба, что еле переступала ногами и то и дѣло просилась присѣсть. Ее нѣсколько разъ сажали по дорогѣ на тротуарѣ около домовъ и, наконецъ, привели на постоялый дворъ. Хозяйка постоялаго двора, разбитная женщина, какъ увидала Акулину, такъ и замахала руками.

— Охъ, не пущу, не пущу съ больной! крикнула она. — Ведите ее, куда хотите, a ночевать я ее не пущу.

— Да куда-же, милая, мы ее поведемъ-то? заговорили женщины:- Вѣдь это товарка наша. Ей дѣться некуда.

— A мнѣ какое дѣло? Ведите ее въ больницу.

— Да зачѣмъ-же въ больницу-то, умница, коли она къ завтрешнему дню въ лучшемъ видѣ отлежится! Ее теперь только чайкомъ попоить, потомъ полушубкомъ прикрыть и она къ завтрему будетъ здоровѣе здоровой.

— Нѣтъ, нѣтъ, Богъ съ ней. Почемъ знать, можетъ быть y ней какаянибудь прилипчивая болѣзнь, a y меня дѣти. Пристанетъ, такъ и горя не оберешься. Ведите въ больницу.

Арина бросилась хозяйкѣ постоялаго двора въ ноги.

— Голубушка! Дай ей переночевать, повремени до завтраго… слезливо просила она за Акулину. — Завтра, ежели ей не полегчаетъ, мы ее приберемъ куда-нибудь, а теперь дай переночевать. Ну, гдѣ теперь, на ночь глядя, тащить ее въ больницу!

Хозяйка была непреклонна. Вышелъ мужъ хозяйки, рослый мужчина въ красной кумачевой рубахѣ, пестрой жилеткѣ и скрипучихъ сапогахъ съ наборомъ на голенищахъ. Женщины обратились къ нему съ просьбой. Арина опять упала въ ноги и заголосила. Хозяинъ погладилъ бороду, посмотрѣлъ на сидящую на лавкѣ Акулину и сказалъ:

— Можетъ y ней та самая болѣзнь, что вотъ теперь полицейскіе по помойнымъ ямамъ ищутъ, такъ какъ-же ночевать-то пустить? Нынче строго.

— Да вотъ и я тоже самое говорю, подхватила хозяйка.- A вдругъ за ночь-то умретъ? Вѣдь тогда хлопотъ не оберешься. Беремъ-то за ночлегъ пятачокъ, a умри она — вскочитъ и въ красненькую бумажку.