— Нечего, нечего отдыхать! Понаддай пару, шевелите ходулями-то! На мѣстѣ отдохнете. Теперь ужъ недалеко, торопили ихъ Аграфена и Фекла.
И путь продолжался.
— Всѣ ноженьки мы себѣ надорвали, по шоссейной щебенкѣ-то босикомъ шагавши, слышался чей-то ропотъ.
— Ноги что… За двѣ копѣйки полъ-сальной свѣчки купить, смазать ихъ — вотъ и залечили, а намъ вотъ прикащика-то сегодня-бы увидать, чтобъ завтра можно было приняться за работу, отвѣчала Фекла.
Показалась деревня Усть-Тосна… Вотъ и большой деревянный мостъ, перекинутый черезъ Тосну, впадающую въ Неву. За мостомъ виднѣлось село Ивановское.
— Гдѣ тутъ сплавъ дровяной и чтобъ намъ прикащика при сплавѣ разыскать? спрашивали женщины стоявшихъ на мосту парней и дѣвушекъ, по случаю праздника горланившихъ пѣсни.
— А вотъ какъ мостъ перейдете, сверните на лѣво, да такъ по берегу Тосны и идите все прямо. Тутъ сплавъ и будетъ. Сами увидите, что дрова во всю рѣку стоятъ.
— Пришли, дѣвушки, пришли. Слава тебѣ Господи! проговорила Арина и въ первый разъ во время пути улыбнулась.
Но до сплава нужно было идти еще версты двѣ по берегу Тосны. Прошли красивую новую дачу, выстроенную на гористомъ берегу, прошли мимо полуразвалившихся построекъ кирпичнаго завода, начался ольховый лѣсокъ и женщины увидали дровяной сплавъ.
То, что увидѣли женщины, можно было назвать царствомъ дровъ. Рѣка Тосна, имѣющая ширину отъ 25 до 30 сажень, была перегорожена съ одного берега на другой громадными бревнами, связанными между собою цѣпями. Бревна эти удерживались нѣсколькими кустами свай и, въ свою очередь, удерживали сплошную массу четырехполѣнныхъ дровъ, держащихся на водѣ на необозримомъ пространствѣ. Въ нѣкоторыхъ мелкихъ мѣстахъ рѣки дрова выперло, и они стояли стоймя, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ ихъ поразбросало по берегамъ. Босые мужчины и женщины вытаскивали эти дрова баграми и руками изъ воды и складывали ихъ на берегахъ въ полѣнницы. Работа шла на обоихъ берегахъ рѣки. Помимо плавающихъ въ водѣ и безпорядочно разбросанныхъ по берегамъ дровъ, образовались уже цѣлыя горы сложенныхъ дровъ. Работа такъ и кипѣла. За горами сложенныхъ дровъ визжали пилы, стучали топоры, раскалывающіе дрова, и образовались новыя полѣнницы уже распиленныхъ и расколотыхъ дровъ, аккуратно сложенныя въ сажени. То тамъ, то сямъ виднѣлись мужчины и женщины попарно распиливающіе девятку, то есть дрова — въ длину девять четвертей или два съ четвертью аршина. Пильщики и пильщицы, разбросанные попарно на довольно далекое разстояніе, пилили около шалашей, сложенныхъ изъ тѣхъ-же дровъ девятки. Шалаши эти въ два съ четвертью аршина въ ширину, въ вышину и въ длину служили для ночлега рабочихъ и были складочнымъ мѣстомъ всего незатѣйливаго ихъ хозяйства. Только нѣкоторые изъ шалашей были прикрыты рогожами по щелямъ дровъ. Кой гдѣ около шалашей уже дымились костры. Рабочіе варили себѣ ужинъ.
— Вотъ какъ люди-то здѣсь живутъ, сказала Анфиса, указывая на шалаши, и покачала головой.
— А что-жъ? Все-таки лучше, чѣмъ мы на тряпичномъ дворѣ жили. Здѣсь по крайней мѣрѣ вони нѣтъ, отвѣчала Арина.
— Все-таки, дѣвушка, тамъ, хоть подъ навѣсомъ или въ сараѣ отъ дождя-то можно было укрыться, а здѣсь вѣдь промежду дровъ-то щели. Ну, какъ дождь ночью?…
— Богъ вымочитъ, Богъ и высушитъ, сказала Фекла. — А здѣсь по крайности можно три четвертака, а нѣтъ такъ и весь рубль въ день заработать. Рубль… Это не то, что двугривенный, который мы получали на тряпичномъ дворѣ отъ Емельяна Алексѣева. Такъ чего тутъ охать-то! Не хуже насъ другіе люди, да живутъ-же!
— Эй, бабы! Вы пилить, что ли, пришли? крикнулъ мужской голосъ женщинамъ и изъ-за дровъ показался мужикъ съ головой обвязанной тряпицей вмѣсто шапки.
Онъ былъ босъ, воротъ пестрядинной рубахи былъ разстегнутъ. Когда женщины приблизились къ мужику, то увидали, что потъ съ него лилъ градомъ.
— Пилить, пилить, голубчикъ, отвѣчала Анфиса и спросила его:- Гдѣ-бы намъ тутъ прикащика Калину Максимыча розыскать? Насъ прикащикъ Карпъ Иванычъ вотъ съ этой запиской изъ Питера къ нему прислалъ.
— Прикащикъ Калина Максимовъ стоитъ на квартирѣ вонъ въ той деревнѣ, гдѣ большая заводская труба-то виднѣется, отвѣчалъ мужикъ и указалъ на высокую кирпичную трубу.
— Что-жъ, дѣвушки, надо поспѣшать, встрепенулась Аграфена. — Пойдемте поскорѣй къ прикащику-то.
Изъ-за полѣнницъ распиленныхъ и расколотыхъ дровъ вышла вслѣдъ за мужикомъ босая баба. Она обтирала подоломъ платья большую пилу и стала задавать женщинамъ вопросы, какой онѣ губерніи, какого уѣзда, будутъ-ли пилить своими пилами или хозяйскими и, получивъ отвѣты, сказала:
— Ну, и мы съ мужемъ также по четвертаку съ сажени пилимъ на хозяйскихъ пилахъ, а только ужъ очень за поломку зубьевъ вычитаютъ. Вотъ пилу-то какъ глазъ свой бережешь. Дешево нынче платятъ за распилку-то, прибавила она. — А все оттого, что ужъ очень много народу сюда претъ. Въ повзапрошломъ году народу меньше приходило, такъ мы съ мужемъ начали съ ранней весны по тридцати пяти копѣекъ пилить, а кончили въ іюнѣ мѣсяцѣ по сорока пяти.
— Пойдемте, дѣвушки, пойдемте-же на деревню-то скорѣй. А то стемнѣетъ, прикащикъ заляжетъ спать и тогда и рядиться будетъ не съ кѣмъ, торопила женщинъ Аграфена. — Увидимся еще милая, такъ поговоримъ, кивнула она бабѣ-пильщицѣ и ускорила шагъ.
Женщины послѣдовали за ней. Онѣ прошли съ полъ-версты. Вотъ и небольшая деревушка. Дрова все еще стояли сплошной массой по рѣкѣ и виднѣлись вдали, но выгрузки дровъ на берегъ здѣсь уже не было. Смеркалось. У самаго входа въ улицу деревни они встрѣтили мальчишекъ играющихъ въ бабки и спросили ихъ, гдѣ живетъ прикащикъ Калина Максимычъ.