На заработках - Страница 63

— А вотъ въ первой избѣ. Да вонъ онъ и самъ сидитъ за воротами и куритъ папироску, отвѣчали мальчишки.

У воротъ избы сидѣлъ толстенькій, коротенькій человѣкъ въ сапогахъ бутылками, въ кожанной курткѣ и въ кожанномъ картузѣ и курилъ папиросу. Около него прыгала маленькая дѣвочка, закутанная въ большой байковый платокъ, завязанный концами на спинѣ, и ѣла крендель. Подойдя къ толстенькому человѣку, женщины остановились, поклонились, спросили его онъ ли Калина Максимычъ и, получивъ утвердительный отвѣтъ, подали ему значительно уже засаленную записку.

— Отъ Карпа Иваныча. Подрядилъ онъ насъ пилить.

Прикащикъ прочелъ записку, повертѣлъ ее и отвѣчалъ:

— Рядитъ человѣкъ на работу съ нашими пилами эдакую араву, а самъ того и не знаетъ, что у насъ только три пилы осталось. Что-жъ, оставайтесь, а только напередъ скажу, что у меня пилъ только для трехъ паръ, а васъ одиннадцать человѣкъ. Чѣмъ остальныя-то пять женщинъ пилить будутъ?

Женщины опѣшили.

— Да нельзя-ли, милостивецъ, какъ нибудь? заговорили онѣ.

— Есть еще четвертая пила, да у ней нѣсколько зубовъ не хватаетъ. Эту, поди, сами не возьмете.

— Да ужъ дай хоть эту, кормилецъ.

— Ладно, дамъ, а только все равно, трое безъ пилъ останутся. Сообща развѣ станете работать, чтобы расчетъ сообща получать? Однѣ могутъ пилить днемъ, другія ночью.

— Да, да, голубчикъ, можно и сообща, допусти только до работы. Вотъ наша и старостиха, указали женщины на Анфису.

— Паспорта въ порядкѣ?

— Въ порядкѣ, голубчикъ.

— Ну, давайте паспорта и ступайте получать пилы.

Женщины полѣзли въ котомки за паспортами, вынули ихъ и передали прикащику.

— По четвертаку съ сажени? задала прикащику вопросъ Анериса.

— Да, да… По четвертаку… А только знаете-ли, какая наша сажень? наша сажень въ три съ половиной аршина.

— То-есть какъ-же это такъ, голубчикъ?

— Очень просто. Вездѣ такъ… Здѣсь свои порядки. Таковъ нашъ монастырь. А въ чужой монастырь съ своимъ уставомъ не ходятъ. Наша сажень четырнадцать четвертей. Такъ намъ въ четырнадцать четвертей сажень и выставляйте.

Женщины стали перешептываться.

— Такъ выдавать пилы-то или, можетъ статься, обратно паспорта возьмете? спросилъ прикащикъ женщинъ.

— Гдѣ ужъ тутъ!.. Что ужъ тутъ, коли у васъ такіе порядки. Давай пилы… заговорила Анфиса.

— Всѣ такъ пилятъ. Вотъ будете работать, такъ можете справиться у другихъ рабочихъ, сказалъ прикащикъ и повелъ женщинъ на дворъ избы.

Черезъ пять минутъ пилы и топоры были женщинамъ выданы. Прикащикъ вывелъ женщинъ опять за ворота и произнесъ:

— Ну, съ Богомъ. Идите туда къ полѣнницамъ, гдѣ девятка сложена, и стройте себѣ изъ плахъ палаты. Да костры будете жечь, такъ дрова-то поберегайте, а то за это и нашему брату отъ хозяевъ нашлепка бываетъ.

Женщины поплелись къ выставленнымъ на берегу полѣнницамъ дровъ.

— Слава Богу, принялъ на работу. А, я шла и все думала: а вдругъ какъ не приметъ? радостно шепнула Арина Аграфенѣ и шутливо пихнула ее въ бокъ. — Груша! Рада ты?

— Рада, отвѣчала та и улыбнулась во всю ширину лица.

LII

Отъ прикащика Калины Максимыча женщины вернулись опять къ выгруженнымъ дровамъ. Тамъ уже ужинали. Между полѣнницами дровъ горѣли уже десятки костровъ, розовымъ заревомъ, отражающимся въ темнотѣ ночи, и около костровъ сидѣли усталые рабочіе. Гдѣ-то звенѣла гармонія и раздавалась пѣсня. Большинство ужинало горячимъ — тутъ-же на кострахъ свареной кашей или похлебкой. У мужчинъ въ двухъ-трехъ мѣстахъ женщины замѣтили сороковки, блеснувшія при свѣтѣ костра, но пьяныхъ не было. Хотя и былъ третій день праздника Пасхи, но почти всѣ рабочіе работали днемъ, кто принявшись за пилы съ утра, а кто послѣ обѣда. Кой-гдѣ на кострахъ грѣлись и желѣзные чайники, подвѣшенные на треножникахъ изъ кольевъ. Женщины шли и отыскивали мѣсто, чтобы имъ можно было разложить костеръ и поужинать около него принесеннымъ съ собой хлѣбомъ. Наконецъ, между двухъ полѣнницъ девятки мѣсто было выбрано и женщины стали располагаться, положивъ данные имъ прикащикомъ топоры и пилы, бережно прикрывъ ихъ мѣшками и котомками. Аграфена и Федосья какъ пришли, такъ и растянулись на травѣ лицомъ внизъ. Кто доставалъ изъ мѣшковъ хлѣбъ, кто обувался въ чулки и сапоги, такъ какъ холодъ ночи давалъ себя знать.

— Груша! Феня! Чего-жъ вы дрыхнете-то! мало прежде костеръ разложить, а ужъ потомъ растягиваться на покой. Складывайте-ка дрова, да соберите по берегу бересты посуше на подтопку. Вонъ сколько бересты по берегу валяется, суетилась, какъ старостиха, Анфиса.

— Охъ, Анфисушка, дай малость полежать! Всѣ ноженьки, всю спину разломило, отвѣчала Аграфена. — Шутка-ли, сколько шли!.. До того замучилась, что меня и на ѣду не тянетъ.

— Вишь, нѣженка… Дѣвушки, бабоньки!… Да что-жъ вы! Собирайте дрова и подтопки, да ладьте костеръ. При кострѣ-то какъ чудесно. А я пойду къ сосѣдямъ, да головешку изъ ихъ костра принесу.

Двѣ демянскія женщины и Арина стали выбирать дрова посуше и поднимать на берегу бересту.

— Попроси ужъ, кстати, и ведерко, чѣмъ воды зачерпнуть, а то намъ не изъ чего и напиться, а я ковшичекъ изъ бересты слажу, сказала Арина.

Анфиса отправилась къ сосѣдямъ, расположившимся шагахъ въ тридцати тоже между полѣнницами дровъ. Сосѣди сидѣли около костра и хлебали изъ котелка деревянными ложками жидкую пшенную кашу или похлебку, такъ какъ изъ нея торчали рыбные хвосты и головы. Тутъ были три женщины и одинъ пожилой мужикъ въ пестрядинной рубахѣ и короткомъ сермяжномъ армякѣ. Мужикъ ѣлъ безъ шапки.